Экспериментальная методика оценки когнитивных ошибок личности данные пилотажного исследования

Е. С. Иванова кандидат психологических наук, доцент,

Уральский государственный педагогический университет,

г. Екатеринбург, Россия

Изучение когнитивных ошибок, которые являются неотъемлемой частью ментальных схем человека – задача, требующая глубокой методологической и методической проработки. С одной стороны, о склонности человеческого разума искажать информацию о мире писали и философы древности, и мыслители Средневековья, а также Нового времени. Например, интересно учение Дж. Локка о двух качествах вещей, в котором он подчеркивает тенденцию к искажению при любой оценке, попытке  интерпретации или истолкования скрытых от объективного наблюдения характеристик предмета, личности или ситуации. С другой стороны, исследователи в сфере психологии, занимаясь, по сути, изучением субъективной реальности, систематически упускают из вида этот аспект психической деятельности, пытаясь то привести все процессы к объективированному знаменателю (преимущественно отечественная традиция), то уйти в феноменологию и таким образом снять вопрос, не приступая к его решению (преимущественно западная традиция). Эти устремления авторов вполне понятны – ведь рефлексировать собственные когнитивные искажения, признавая неполноту наших знаний о мире, мозаичность и нецелостность образа действительности и происходящих в ней процессов, допускать мысль, что Другой всегда инаково читает те знаки, на которых изъясняется реальность – это большой труд, окрашенный базальной тревогой и экзистенциальным ужасом очередного доказательства одиночества человека, его замкнутости в рамках собственных представлений о мире, которые, оказывается, априори неточны. Это знание неприятно и будоражащее, потому что ставит под сомнение очень многие, вполне устоявшиеся, научные подходы и практические инструменты, связанные с коммуникацией, управлением человеческими ресурсами, оказанием помощи в социономических профессиях. Оно порождает сомнения в любом действии, связанном с попыткой трактовать что-либо, например, данные медицинских анализов или результаты социологических опросов. Более того, простой перечень и описание когнитивных ошибок превращают авторский текст в публичное обнажение несовершенной и дефицитарной структуры мышления его создателя, делают предсказуемым и легко читаемым умственные процессы, позволяя без труда приводить контраргументы, построенные на указании мыслительной несостоятельности и разбивать логику построения системы доказательств с опорой на вполне прозрачные для внешнего наблюдателя имплицитные огрехи в самом процессе оформления мысли в словесные конструкции. С этой позиции большое напряжение вызывает любая попытка обсуждения какого-либо процесса или явления, т.к. с точки зрения разнообразной и повсеместной склонности каждого субъекта к искажению реальности мы вплотную встаем перед лицом агностицизма как тотального явления, значительно обесценивающего итог как диалогического (совместного), так и монологического (индивидуального) поиска истины. Установленный факт о том, что в настоящее время выявлено свыше 200 (!) когнитивных ошибок, проявления которых являются либо универсальными (как часть когнитивных схем личности), либо ситуативными (проявляются единично, в заданном контексте) – заставляет задуматься о вопросе пересмотра всего процесса коммуникации и необходимости выработки новых правил безопасного взаимодействия, ибо недоподнимание и вольная трактовка любого послания – это то, чем живет сейчас и наука, и масс-медиа, и каждый индивид, имеющий доступ в СМИ любого формата.

Обозначив те трудности, которые представляются нам значимыми при разработке денной темы, перейдем к описанию авторской попытки решения заявленной проблемы. Представляется, что сочетанный метод, в рамках которого поиск и обнаружение методологических оснований сразу проходит этап эмпирической валидизации и позволяет делать обоснованные выводы – это оптимальный вариант разработки направления, связанного с изучением когнитивных ошибок.

В теоретико-методологическую основу заявленного подхода были заложены идеи отечественных и зарубежных авторов. Объективность существования феномена когнитивных ошибок следует соотнести с метатеорией сознания М. Мамардашвили, метатеоретической размерностью когнитивной психологии, а также с теоремой о неполноте непротиворечивой системы Геделя [1, 6]. Положения этих исследований позволяют заключить, что активизация поискового поведения стимулируются неопределенностью, новизной, значимостью и дефицитом информации, что обусловливает формирование искаженных умозаключений, ошибочные действия и, как следствие, – развертывание системы обоснований этих операций с целью придания субъективной целостности и логичности хаотичному и по факту в значительной мере иррациональному поиску. На неструктурированность этой деятельности указывает и В. М. Аллахвердов [2], трактуя когнитивную активность как процесс выдвижения и проверки гипотез относительно реальности. Т. е. мы вынуждены признать, что превалирующим в повседневной действительности выступает метод проб и ошибок, которому лишь впоследствии, зачастую независимо от положительного или отрицательного исхода, личность придает образ некоторой алгоритмизированности и спланированности действий.

В этой связи вслед за В. А. Шатохиной [6] сам феномен когнитивных ошибок можно интерпретировать как стереотипизацию или запуск невротических защит, которые ранее укоренились в бессознательном и актуализируются в значимой ситуации, сопряженной со стрессом и неопределенностью. Важным указанием в данном случае является тезис когнитивно-поведенческой терапии: чем меньше когнитивных ошибок в сфере формальных характеристик мышления, тем больше вероятность эмоционального благополучия личности. Автор указывает на типологичность ошибок, что мы понимаем тесную связь с личностными характеристиками и эмоциональной сферой, точнее, ее психодинамикой.

В. А. Шатохина [6] подчеркивает, что искажения выступают в качестве одного из специфических принципов самоорганизации мышления, указывает на закономерные формальные характеристики мыслительной деятельности человека, связанные с ошибками. Также она попыталась выделить две большие группы ошибок, однако, с точки зрения эмпирического исследования этого было недостаточно и мы продолжили поиск.

О некоторых когнитивных искажениях говорил еще А. Бэк, выделяя, например, генерализацию, персонализацию и ряд других. В процессе анализа литературы нами был определен перечень из 11 ошибок, описания и проявления которых представлены достаточно полно [3, с. 43–44], а само содержание и вероятность проявления позволяют предположить некоторую универсальность, по крайней мере, широкую распространенность в популяции этих искажений. Выдвинутые предположения позволили разработать психодиагностический инструмент, измеряющий степень выраженности той или иной ошибки [3]. «Опросник когнитивных ошибок» прошел все необходимые процедуры валидизации и стандартизации, чтобы стать экспериментальной методикой и был рекомендован для внедрения в 2015 г. В результате работы по распространению методики были проведены исследования в следующих направлениях:

1. Выявлена факторная модель когнитивных ошибок на смешанной поло-возрастной выборке. Было проведенное объемное исследование, выполненное на 160 испытуемых, включающее в себя диагностику не только когнитивных ошибок, но и оценку взаимосвязи искажений с личностными и психодинамическими свойствами. Использовались: опросник «Исследование психологической структуры темперамента» Б. Н. Смирнова; методика диагностики социально-психологической адаптации Роджерса-Даймонда; опросник «Стили мышления», который представляет собой русскоязычную адаптированную версию известного опросника InQ, разработанного Р. Брэмсоном, А. Харрисоном; многомерный опросник исследования самоотношения С. Р. Пантилеева. Факторный анализ полученных интеркорреляций сгруппировал показатели в пятифакторную структуру, при анализе содержания которой были выделены: фактор «Иллюзия собственной значимости», фактор «Самовнушенная беспомощность», фактор «Возведение в абсолют», фактор «Вырывание из контекста», фактор «Безосновательный максимализм». Данная факторная структура показывает хорошее распределение выявленных нами когнитивных ошибок, покрывающее различные, относительно независимые, тенденции искажения под влиянием как когнитивных процессов, так и в силу особенностей функционирования нервной системы, процессов саморегуляции, самоотношения, иррациональных процессов и невротических защит [3].

2. Определены особенности когнитивных ошибок представителей различных этнокультурных традиций. В выборку вошли 319 испытуемых – атеисты (146 обследуемых), православные (85 обследованных), неоязычники (69 обследованных), буддисты (39 обследованных). Дополнительно использовалась методика 16 PF Р. Кеттелла. Регрессионный анализ данных показал существенные межгрупповые различия когнитивных ошибок у представителей обследованных религиозных традиций и тесную связь с личностными особенностями. При этом влияние религиозной традиции объясняется воздействием через повседневные нормы оценки поведения и общую картину миропорядка, которая является неотъемлемой частью любого учения подобного рода [4].

3.Установлена специфика проявления когнитивных ошибок лиц, проходящих процедуру специализированного психофизиологического исследования. Изучались когнитивные ошибки у 535 испытуемых, проходящих проверку на полиграфе. В результате статистической обработки результатов были выявлены следующие факторы: первый – объединяет между собой тенденции к иррациональному мышлению, которое базируется на анализе ограниченного количества внешне заданных фактов, но сразу и активно используется испытуемым для снятия тревоги путем составления прогноза и поиска путей и способов его подтверждения, объединяя такие когнитивные ошибки; второй – подтверждение своей правоты, что связано со стремлением навязать лицу, проводящему обследование, определенное, выгодное для испытуемого, видение ситуации; третий – следование принятой роли [5, с. 90].

4. Выявлены особенности когнитивных ошибок у специалистов, обеспечивающих безопасность пассажиропотока при прохождении пунктов воздушного пропуска. Установлено превалирование тенденции к долженствованию, что ограничивает спонтанность и креативность в общении с пассажирами, провоцирует стереотипные и конфликтогенные модели поведения.

Полученные данные позволяют рекомендовать авторскую экспериментальную методику «Опросник когнитивных ошибок» для оценки склонности к определенным типам когнитивных ошибок у представителей социономических профессий, с целью определения мишеней профилактики профессионального выгорания, повышения качества обслуживания и сопровождения клиентов. Перспективным направлением выступает расширение экспериментального поля, оценку искажений в различных эмоциогенных ситуациях.

Библиографический список

1.    Агафонов А.Ю., Козлов Д.Д. Познавательные стратегии в работе сознания и бессознательного. – Известия Самарского научного центра Российской академии наук. Социальные, гуманитарные, медико-биологические науки, 16 (2014), 2-4. – С. 864-872.

2.    Аллахвердов В.М. Сознание как парадокс (экспериментальная психологика). – СПб.: 2000. – 528 с.

3.    Иванова Е.С., Ратникова Е.М., Томилов Е.В. Экспериментальная методика оценки когнитивных ошибок личности: данные пилотажного исследования. // В мире научных открытий: мат-лы XVIII Межд. научно-практ. конф. – М.: Центр научной мысли, 2015. – С. 42-47.

4.    Иванова Е.С., Томилов Е.В. Математическая модель когнитивно-личностных особенностей в зависимости от типа принадлежности к религиозной традиции // Международная научно-практическая конференция «Education, Science, and Humanities Academic Research Conference». США, Сан-Франциско, 2017. – С. 65-87.

5.    Оточина И.А., Мельникова О.Э. Типичные когнитивные ошибки исследуемых лиц в ситуации проведения специальных психофизиологических исследований. – Вестник Всероссийского института повышения квалификации сотрудников Министерства внутренних дел Российской Федерации, 2017. № 2 (42). – С. 87-91.

Шатохина В.А. Когнитивная психотерапия. Неклассический формат.
Вестник гуманитарного факультета Ивановского государственного химико-технологического университета, 2014. №7. – С. 63-68.

Разработка принципов индивидуализации психотерапии тесно связана с выявлением и конкретизацией релевантных психотерапевтических «мишеней» [1–3]. Особый интерес в этом отношении представляет патологическая тревога, которая является центральным компонентом многих психопатологических состояний. Большинство специалистов сходятся во мнении, что генез тревоги при психических расстройствах различен. В самых общих чертах ее возникновение связывают с тремя основными источниками [4]: с реальной внешней угрозой и психической травмой (реалистическая и стрессовая тревога), с дисбалансом между ситуационными факторами, самооценкой и самоконтролем (ситуационная и невротическая тревога) и, наконец, с несогласованностью психофизиологических стилей реагирования между собой и неконгруэнтностью требованиям социального контроля (личностная, моральная и обсессивная тревога).


В русле когнитивной теории все указанные варианты тревоги могут быть сведены к представлениям о когнитивном диссонансе, возникающем в результате неполного осознания и использования индивидуумом дезадаптивных когнитивных стратегий. Это, в свою очередь, проявляется в так называемых ошибках суждений, или когнитивных искажениях, которые сопряжены с неправильной интерпретацией индивидуумом смысловых контекстов. Устойчивость таких искажений характерна для целого ряда психопатологических состояний, а их коррекция через более или менее полное осознание во многом определяет суть психотерапии как метода лечения. Именно поэтому большинство психотерапевтических подходов адресуется к когнитивно-смысловым процессам [5].


Между тем психологические механизмы возникновения когнитивных искажений, характерных для разных видов тревоги, неодинаковы. Это необходимо учитывать при индивидуализированном подходе к лечению тревожных расстройств, и, соответственно, объективация тревожных переживаний и их когнитивно-смысловых «источников» может оказаться весьма полезной в практическом отношении. Для их выявления нередко используют опросники, нацеленные на обнаружение когнитивных искажений [6, 7]. В литературе описано несколько таких инструментов: Dysfunctional Attitude Scale, DAS, (A. N. Weissman, A. T. Beck, 1978); Automatic Thoughts Questionnaire, ATQ (S. D. Hollon, P. C. Kendall, 1980); Cognitive Errors Questionnaire, CEQ (M. F. Lefebvre, 1981); Cognitive Mistakes Questionnaire, CMQ (A. Freeman, R. DeWolf, 1992); Cognitive Distortion Scale, CDS (J. Briere, 2000); Inventory of Cognitive Distortions, ICD (C. L. Yurica, 2002). Из них только CMQ (Опросник когнитивных ошибок, ОКО) переведен на русский язык [8]. Однако русскоязычная версия указанного теста не валидизирована и ее психометрические характеристики остаются неизученными.

Цель настоящего исследования состояла в апробации и клиническом изучении русскоязычной версии ОКО [8]. Выбор теста для клинического применения был обусловлен его доказанной практической ценностью, а также стабильностью форм патологической тревоги, депрессии и поведенческих расстройств, выделяемых с его помощью в различных культурно-языковых средах [9].

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ

С применением ОКО были обследованы 204 пациента с тревожно-депрессивными расстройствами, обратившихся за амбулаторной психотерапевтической помощью в Московский НИИ психиатрии. Среди этих пациентов, представлявших основную группу, было 125 женщин и 79 мужчин. Возраст испытуемых составлял от 18 до 62 лет (в среднем — 35,5 ± 11,8 года), 78 человек имели среднее и 126 — высшее образование.


В клиническом отношении состояние обследованных больных определяли следующие ведущие диагнозы: депрессивный эпизод легкой степени (n = 32), паническое расстройство (n = 37), агорафобия с паническим расстройством и без него (n = 24), генерализованное тревожное расстройство (n = 39), обсессивно-компульсивное расстройство (n = 22), соматоформное расстройство (n = 12), расстройство адаптации (n = 26), специфические расстройства личности (неустойчивого и тревожно-зависимого вариантов; n = 12).


В исследование включались пациенты с наличием клинически выраженных проявлений патологической психической тревоги в форме панических приступов, фобий, тревожных опасений, стрессовой тревоги, а также тревоги ожидания.

Критериями исключения являлись расстройства шизофренического спектра, депрессивные эпизоды тяжелой степени, алкогольная или наркотическая зависимость, соматические заболевания в стадии декомпенсации.

Обследование с помощью ОКО прошли также 96 психически здоровых испытуемых контрольной группы: 62 женщины и 34 мужчины в возрасте от 18 до 59 лет (в среднем — 32,1 ± 8,8 года).


Все обследованные дали добровольное информированное согласие на участие в исследовании.


Опросник когнитивных ошибок. Оригинальная версия ОКО включает 50 пунктов; каждый из них имеет четыре градации, в соответствии с которыми испытуемый оценивает свойственность ему того или иного утверждения. Пункты образуют 10 субшкал (по 5 пунктов в каждой), характеризующих выделенные с помощью факторного анализа когнитивные «источники» тревоги: «Преувеличение опасности», «Катастрофизация», «Долженствование», «Чтение мыслей», «Персонализация», «Категоричность», «Максимализм», «Доверие критику», «Сравнение с другими», «Самоуверенность» [8]. При проведении настоящего исследования из данного опросника были исключены пункты, составляющие субшкалу «Самоуверенность», которые отражают завышенную самооценку, идеи собственной исключительности и непогрешимости. Таким образом, в апробируемый тест вошли 45 пунктов, а максимальное количество баллов, которое мог набрать испытуемый, равнялось 180.

1. Ретестовую надежность опросника оценивали посредством определения достоверности различий и силы корреляционной связи между пунктами, субшкалами и суммарными баллами по тесту в двух замерах на одной и той же выборке испытуемых (применяли W-критерий Вилкоксона для связанных выборок и коэффициент ранговых корреляций Спирмена). В тестировании участвовали 25 представителей контрольной группы: 17 женщин и 8 мужчин в возрасте 23–39 лет (в среднем — 26,0 ± 3,3 года) с высшим и неоконченным высшим образованием. Период между первичным и повторным опросами составлял от 1 до 2 месяцев.


2. Согласованность пунктов, или гомогенность, ОКО определяли с помощью вычисления коэффициента альфа Кронбаха на смешанной выборке из 300 человек.


3. Диагностическую чувствительность, специфичность и эффективность теста оценивали путем ROC-анализа суммарного балла ОКО у испытуемых основной (n = 204) и контрольной (n = 96) групп. Метод ROC-анализа представляет собой аналог бинарной классификации с применением ROC-кривой (англ. receiver operating characteristic — рабочая характеристика приемника). Отрезная точка была выбрана таким образом, чтобы соблюдался баланс между чувствительностью и специфичностью (определяли минимальную разность между максимальной долей истинно положительных результатов и максимальной долей истинно отрицательных результатов).


4. Изучение внутренней структуры и выделение субшкал ОКО осуществляли на основе факторного анализа с варимакс-вращением, проводившегося по результатам тестирования 204 пациентов с патологической тревогой.


5. Интеркорреляционную (внешнюю) валидность теста изучали посредством анализа корреляций между суммарным баллом, субшкалами ОКО и шкалами теста ММИЛ («Методика многостороннего исследования личности» [10]) на выборке из 115 пациентов основной группы.

РЕЗУЛЬТАТЫ

Ретестовая надежность и внутренняя согласованность

Из 45 пунктов теста по 43 пунктам результаты первичного и повторного тестирования не показали достоверных различий; неустойчивыми оказались два утверждения: «Во мне силен дух соревнования» (пункт 27) и «Я расстраиваюсь, когда слышу об успехах других людей» (пункт 28). Высокая корреляционная связь обнаружена между суммарными баллами первого и второго срезов: коэффициент ранговой корреляции Спирмена равен 0,7635. Таким образом, полученные данные подтвердили ретестовую надежность ОКО.

Коэффициент альфа Кронбаха составил 0,895, что является показателем высокой согласованности утверждений, свидетельствующим в пользу валидности ОКО.

Диагностическая эффективность теста

Результаты ROC-анализа представлены на диаграмме (рис.). Площадь под ROC-кривой (англ. area under curve, AUC) составила 0,886, что указывает на очень хорошее диагностическое качество модели. В основной группе 77,7% пациентов имели истинно положительные результаты (чувствительность теста). В группе контроля у 89,8% здоровых лиц были получены истинно отрицательные результаты (специфичность теста) [11, 12]. Значение отрезной точки по суммарному баллу ОКО составило 93.


Рис. ROC-кривая суммарного балла Опросника когнитивных ошибок у пациентов с тревожно-депрессивными расстройствами (n = 204) и в группе контроля (n = 96)
 

Результаты факторного анализа и интерпретация выделенных факторов

Для изучения когнитивных «источников» тревоги по алгоритмам факторного анализа с варимакс-вращением были обработаны данные тестирования 204 пациентов с расстройствами тревожно-депрессивного спектра. В результате выделены девять факторов, не идентичных субшкалам разработчиков теста по набору утверждений и содержанию (табл. 1).


Таблица 1

Факторная структура Опросника когнитивных ошибок

 


1. Персонализация. Ожидание враждебного и неодобрительного отношения к себе; любое несогласие или замечание воспринимаются как отвержение, подавление или унижение. Пункты: 20, 16, 15, 19, 13. Проявления: фиксация на критических замечаниях и несогласии с другими, обидчивость, недоверие и настороженность, ожидание негативно пристрастного отношения к себе, упреков, обмана, отвержения и унижения со стороны других.


2. Чтение мыслей. Склонность приходить к недостаточно логически обоснованным выводам; тенденция «додумывать» за других людей, опираясь на субъективные ожидания, интуитивные оценки и проекции. Пункты: 14, 8, 17, 6, 9. Проявления: односторонние, как правило, негативные суждения о намерениях, поступках и оценках других людей; неумение логически и с различных сторон рассмотреть причины и обстоятельства поведения окружающих.


3. Упрямство. Настойчивое стремление отстаивать свою самооценку, связанное со страхом ошибиться, эгоцентрическая иерархизация и сужение проблемного поля. Пункты: 43, 44, 42, 45, 23. Проявления: негибкость суждений, преобладание эгоцентрических защитных суждений и бездействия, склонность явно или скрыто оспаривать мнение и предложения других людей «из принципа», отождествляя себя с предметом спора.


4. Морализация. Декларирование повышенной моральной ответственности, стремление к обеспечению безопасности за счет морального контроля над окружающими. Пункты: 11, 12, 39, 40, 21. Проявления: преобладание моральных суждений и оценок в восприятии явлений и людей, представляющих потенциальное неудобство или опасность.


5. Катастрофизация. Склонность преувеличивать значимость проблем и бурно на них реагировать, как правило, вследствие прямого столкновения идеализированных представлений о себе и окружающих с реальностью. Пункты: 3, 1, 2, 10, 25. Проявления: обостренное, негативно преувеличенное реагирование на проблемы, выражающееся в нереалистичном ожидании угрозы жизни, здоровью, благосостоянию, общественному статусу, в потере доверия и в уверенности в обмане со стороны других; склонность к аффективно-шоковым и диссоциативным реакциям.


6. Выученная беспомощность. Обесценивание собственного «я», принижение своих возможностей и способностей, сопряженное со стремлением снять с себя ответственность за жизненные неудачи, и декларирование пессимистической установки. Пункты: 26, 38, 4, 5, 36, 35, 34, 29, 28. Проявления: повторяющееся очевидное обесценивание своих возможностей, положения и достижений, стремление к поиску защиты и покровительства, декларирование своей слабости и беспомощности как оправдание неудач и нежелания активно преодолевать имеющиеся затруднения.


7. Максимализм. Амбициозность и крайность в оценках, потребность в восхищении, выражающаяся через нарциссическую безупречность. Пункты: 22, 24, 18, 21, 25, 23. Проявления: крайность в суждениях, тенденция преувеличивать свои достижения и упрекать окружающих в их недооценке, комплекс Золушки (фрустрация ожиданий восхищения как награды за трудолюбие и безупречность), обесценивание других за лень и необязательность.


8. Преувеличение опасности. Уклонение от непредвиденных обстоятельств, избегание рисков, ответственности и соперничества вследствие преувеличения опасностей. Пункты: 33, 34, 35, 23, 9, 31 и 27 (с отрицательным значением). Проявления: самоограничения и повышенный самоконтроль со ссылками на многочисленные или преувеличенные опасности, неблагоприятные обстоятельства и/или недоброжелательное отношение; избегающая осторожность и пассивность.


9. Гипернормативность. Отождествление себя с социальными нормами, перфекционизм, стремление обезопасить себя за счет тщательного следования нормам и социальным предписаниям. Пункты: 37, 40, 32, 33 и 41 (с отрицательным значением). Проявления: безусловная и не всегда критичная приверженность правилам, нормам поведения и этикету, исполнительность и тщательность, избыточная вежливость и аккуратность во взаимоотношениях, тенденция к вынесению оценок исходя из принятых в данной группе социальных нормативов.


Из таблицы 2 видно, что суммарный балл ОКО коррелировал на среднем уровне с оценочными шкалами F («Достоверность») и K («Конформность»), а также с 6-й («Паранойяльность»), 7-й («Психастения»), 8-й («Аутизация») и в меньшей степени с другими клиническими шкалами ММИЛ. Практически все субшкалы ОКО статистически значимо коррелировали с клиническими шкалами ММИЛ, при этом наиболее выраженную взаимосвязь со шкалами ММИЛ имел показатель «Выученная беспомощность» ОКО. Важно отметить хороший уровень корреляции субшкалы «Персонализация» ОКО со шкалами F, K и 6-й шкалой ММИЛ, субшкалы «Катастрофизация» — со шкалами F, K, 6 и 7, а субшкалы «Максимализм» — со шкалами F, K и 6, 7, 8.


Таблица 2

Корреляция между шкалами теста «Методика многостороннего исследования личности» (ММИЛ) и факторами Опросника когнитивных ошибок на выборке пациентов с расстройствами тревожно-депрессивного спектра (n = 115)
 

* Уровень значимости коэффициента корреляции р < 0,05 (ранговая корреляция Спирмена).

Примечание. L — шкала лжи; F — «Достоверность»; K — «Конформность»; S1 — «Соматизация»; S2 — «Депрессия»; S3 — «Демонстративность»; S4 — «Протест/Импульсивность»; S5 — «Полоролевые интересы»; S6 — «Паранойяльность»; S7 — «Психастения»; S8 — «Аутизация»; S9 — «Гипомания»; S0 — «Социальная включенность».



Меньший, но статистически значимый уровень корреляций отмечался между субшкалой «Чтение мыслей» ОКО и шкалами F, 6, 8 и 9 («Гипомания») ММИЛ, а также между субшкалой «Упрямство» и шкалами F и К. Следует также обратить внимание на наличие значимой отрицательной корреляции субшкалы «Морализация» ОКО со шкалой К ММИЛ. Что касается субшкал «Преувеличение опасности» и «Гипернормативность», то указанные субшкалы ОКО статистически значимо коррелировали с 0-й («Социальная включенность») шкалой ММИЛ. Субшкала «Гипернормативность» была также связана с 7-й шкалой ММИЛ.

В результате факторного анализа ОКО состав утверждений вновь выделенных факторов-субшкал был изменен. С целью изучения диагностических характеристик каждой из этих субшкал был проведен ROC-анализ на смешанной выборке с определением отрезной точки, разделяющей показатели пациентов с аффективными и поведенческими расстройствами и испытуемых контрольной группы (табл. 3). Общий балл по каждой субшкале вычисляли путем суммирования баллов, присвоенных испытуемым каждому утверждению, вошедшему в шкалу (по алгоритму: никогда — 1 балл; иногда — 2 балла; часто — 3 балла; всегда — 4 балла). Для двух утверждений (27 и 41) применяли обратный алгоритм подсчета (всегда — 1 балл; часто — 2 балла; иногда — 3 балла; никогда — 4 балла), так как они вошли в факторы-субшкалы с отрицательным знаком. Из таблицы 3 видно, что все субшкалы обладают удовлетворительными предсказательными качествами: от средних до отличных.


Таблица 3

Результаты ROC-анализа субшкал Опросника когнитивных ошибок (ОКО) в смешанной выборке из пациентов с аффективными и поведенческими расстройствами (n = 204) и испытуемых группы контроля (n = 96)
 

ОБСУЖДЕНИЕ

В ходе исследования установлены ретестовая надежность ОКО (коэффициент ранговой корреляции Спирмена между суммарными баллами первого и второго срезов составил 0,7635), а также внутренняя согласованность этого теста (коэффициент альфа Кронбаха равен 0,895). При сопоставлении ОКО с ММИЛ подтверждена его валидность.


Следует особо остановиться на факторной структуре русскоязычной версии ОКО и содержательной интерпретации входящих в него субшкал. В результате анализа выделены девять факторов-субшкал. Семь из них: «Катастрофизация», «Преувеличение опасности», «Максимализм», «Персонализация», «Чтение мыслей», «Морализация» («Долженствование» в оригинальной версии), «Упрямство» (близкий по набору утверждений к субшкале «Категоричность» в оригинальной версии) — по содержанию и, частично, по набору утверждений были аналогичны субшкалам первоначальной версии теста [8]. Два фактора («Выученная беспомощность» и «Гипернормативность») оказались характерны только для русскоязычной выборки, а два фактора из англоязычной версии («Доверие критику» и «Сравнение с другими») в полученную факторную структуру не вошли. Два пункта не вошли ни в один из факторов: 7 («Мои близкие должны знать, чего я хочу») и 30 («Мне кажется, что если хочешь добиться успеха, то надо постоянно сравнивать себя с другими»).


Хорошая корреляция субшкалы «Выученная беспомощность» с целым рядом шкал теста ММИЛ указывает на то, что данная субшкала отражает типичную для невротических состояний несбалансированность самовосприятия и самооценки. Это сопровождается ограничительным поведением (корреляция с 7-й шкалой ММИЛ), социальной изоляцией (корреляция с 0-й шкалой), настороженностью и параноидными проекциями (корреляция с 6-й шкалой), отчужденностью и деперсонализацией (корреляция с 8-й шкалой). Кроме того, при увеличении общего балла по данной субшкале ОКО отмечаются протест (корреляция с 4-й шкалой ММИЛ), блокада побуждений (корреляция со 2-й шкалой), а также поиск помощи и тенденция преувеличивать тяжесть своего состояния (положительная корреляция со шкалой F и отрицательная — со шкалой K).


Положительная корреляция субшкалы «Персонализация» с 6-й шкалой ММИЛ и ее негативная корреляция со шкалой K свидетельствуют о полном соответствии этой субшкалы содержанию (недоверчивость, настороженность, скептицизм и склонность преувеличивать выраженность межличностных конфликтов). Аналогичная ситуация прослеживается и с субшкалой «Катастрофизация», которая положительно коррелирует с 6-й и 7-й шкалами ММИЛ, а также со шкалой F и негативно — со шкалой K (страх, тревога, повышенная осторожность, поиск помощи и склонность преувеличивать межличностные затруднения). Близкий характер соотношений наблюдается также между субшкалой «Максимализм» и шкалами ММИЛ. Однако эта субшкала, в отличие от субшкалы «Катастрофизация», коррелирует также с 8-й шкалой ММИЛ, что указывает на своеобразие оценок и восприятие реальности, присущее лицам, склонным выносить крайние суждения.


Положительные корреляции субшкалы «Чтение мыслей» с 6-й, 8-й и 9-й шкалами, а также со шкалой F ММИЛ представляются естественными, поскольку эта субшкала отражает тенденцию делать недостаточно обоснованные выводы, опираясь на субъективные ожидания и проекции. То же можно сказать и о субшкале «Преувеличение опасности», которая коррелирует с 0-й шкалой ММИЛ, что свидетельствует о тенденции к социальному избеганию.

Субшкалы ОКО «Морализация» и «Гипернормативность» коррелируют с 7-й шкалой ММИЛ. При этом «Морализация» одновременно дает положительную корреляцию с 6-й шкалой и отрицательную — со шкалой K, что указывает на связанную с ней аффективную ригидность и отрицание конформного поведения, тогда как «Гипернормативность» положительно коррелирует с 0-й шкалой ММИЛ, что свидетельствует об ассоциированных с ней затруднениях в социальных контактах.

Субшкала «Упрямство» — единственный параметр ОКО, который коррелирует только с оценочными шкалами F и K. Это является подтверждением того, что данная субшкала отражает оценочную установку, определяемую как склонность отстаивать правильность своего поведения, игнорируя социальные стереотипы и усугубляя межличностное противостояние.

Выводы

1. Установлены высокая надежность, валидность и гомогенность русскоязычной версии ОКО. В результате ROC-анализа определен оптимальный диагностически значимый уровень суммарного балла (отрезная точка теста).

2. Изучена внутренняя факторная структура этого теста, на основании чего выделены девять субшкал ОКО. Продемонстрированы их хорошая чувствительность и специфичность, определены критерии диагностической значимости для каждой из субшкал.

3. Обнаружены статистически значимые корреляционные связи между выделенными субшкалами ОКО и шкалами теста ММИЛ, что подтверждает внешнюю валидность ОКО и его субшкал.

4. Наиболее сильную связь со шкалами ММИЛ обнаружили субшкалы ОКО, характеризующие когнитивные искажения по типу выученной беспомощности, персонализации, чтения мыслей, катастрофизации и максимализма.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Опросник когнитивных ошибок (ОКО) апробирован на смешанной русскоязычной выборке испытуемых и показал высокие надежность, валидность и внутреннюю согласованность. Субшкалы и суммарный балл ОКО обнаружили хорошие диагностические качества, эффективность при разграничении между пациентами с патологической тревогой и здоровыми лицами. ОКО может быть рекомендован к дальнейшим исследованиям на клинических выборках, а также как инструмент для изучения динамики состояния в ходе психотерапии и повышения метакогнитивных способностей пациентов.